Давида не втиснуть в Черный квадрат

С творчеством Олега ЗАКОМОРНОГО я познакомилась случайно. Шла на другую выставку в Центральный дом художника через парк Скульптур и была очарована представленными в нем работами. Они говорили о простых и очень понятных чувствах — о любви, верности, доверии… Особенно запомнилась скульптура «Обыкновенное счастье», изображавшая молодую женщину с младенцем. Похожая на мадонн старых мастеров, она в то же время была моей современницей. Художник не просто связал эпохи — он передал главное и неизменное, саму суть человеческой жизни: материнство. Художника звали Олег Закоморный. Недавно в ЦДХ прошла выставка его графических работ. И я опять увидела восхищение человеком, уважение к его внутреннему миру. Но разговор с автором я все-таки решила начать с «Обыкновенного счастья».

— Олег, что вас подвигло к теме материнства в творческой деятельности?

— Знаете, я изображаю то, что мне дорого, что считаю особенно трогательным и необходимым — заботу о детях, обыденную, повседневную, нормальную и прекрасную. У меня самого растут дети. Это и есть обыкновенное человеческое счастье. И сама тема, связанная с детством, неисчерпаема и прекрасна.

Все мы когда-то были маленькими. Поэтому каждому так или иначе это близко. Здесь даже выдумывать ничего не приходится. Просто нужно быть внимательным, искренним, уметь наблюдать. Например, на одну из последних скульптур — «Чуть не поймал» — меня вдохновил мой старший сын Андрей. Он, как и все мальчишки, летом любит порыбачить. И, как все рыбаки, может показать, какую рыбу он «чуть» не поймал. Это старый простой сюжет, человечный, с юмором. Мой рыбачок стоит на кривых деревенских мостках, в руках у него консервная банка для червей и самодельная удочка. А в душе — настоящий рыбацкий азарт.

Или, например, другая недавняя работа — «Взрослая песня». Моя дочь София любит петь и невольно подсказала тему: на старой деревянной табуретке стоит маленькая девочка и очень серьезно, старательно поет. Это тоже старый и распространенный сюжет. Но мне хотелось выразить его как-то по-своему, серьезным отношением к пению юной героини и ее непосредственности.

Еще одна работа — «Мужичок с башмачок». Мой младший сын Леня неравнодушен к обуви больших размеров. Я заметил, как он деловито примеряет ботинки и возится с ними…

Я всегда с интересом наблюдаю за детьми, замечаю, как они меняются, растут, подражают взрослым.

— Вы являетесь автором скульптуры «Душа танца», которая вот уже больше 10 лет остается весьма престижным призом журнала «Балет». Само обращение к теме танца — случайность или она вас тоже очень интересует?

— Мне крайне сложно обозначить в своем творчестве основную тему. Хотя принцип выбора всегда один — все, что прекрасно, красиво. Танец, особенно классический, очень эстетичен и эмоционален. Мне интересно работать в этой теме, искать новые стилизации, ощущения. Я вообще считаю, что танец родственен скульптуре. Через него человек выражает свои эмоции. Скульптура во многом выполняет те же задачи. Так сказать, два сходных молчаливых искусства, понятные людям без слов.

— Что вас вообще побудило стать художником?

— Любовь к животным. В детстве я был постоянным и страстным подписчиком журнала «Юный натуралист». Но меня интересовали не только повадки животных, а и динамика их, пластика. Я с удовольствием рисовал и лепил рычащих, бодающихся, прыгающих, убегающих, дерущихся львов, волков, крокодилов. Это были мои любимые пластилиновые игрушки. Со временем я перестал ломать наиболее удачные, начал относиться к ним как к работам. Так что, можно сказать, анималистическая тема во многом определила мое будущее и осталась со мной навсегда. Она безгранична, как сама природа, создавшая нас.

Прислонившиеся друг к другу фламинго словно излучают нежность. Взметнувшийся в прыжке лев — это сама стремительность. А как страшен оскалившийся волк! К сожалению, многие люди забыли яркие краски природы. Зачастую нам интереснее находиться под наркозом цивилизации, в плену низкопробных телешоу.

Когда я работаю над темой животного мира, стараюсь прочувствовать всю грациозность, тонкость и силу первобытной природы. У меня есть серия «Звериное материнство», где я попытался выразить нежность и спокойствие рыси-матери к своим смешным котятам, яростный гнев пантеры, защищающей своих малышей, степенность и силу волчицы, отдыхающей у логова с волчатами. Этими работами я хотел сказать о силе, заботе и первозданности матери-природы, о вечности и красоте нашего общего и хрупкого мира.

— Свои работы вы предпочитаете делать в бронзе. С чем связан выбор материала?

— Во-первых, гарантия на две тысячи лет, что уже неплохо. А во-вторых, это традиционный материал — еще древние мастера отливали свои скульптуры из бронзы. К сожалению, это еще и дорогой материал. Иногда мои работы подолгу стоят в гипсе, так как нет средств их отлить.

— Вы работаете в классических традициях. Почему?

— Классические традиции — это прежде всего здоровый, честный реализм. А искусство, на мой взгляд, и должно быть понятно людям, эмоционально, великолепно выполнено технически. Мой учитель Лев Ефимович Кербель говорил: «Скульптура должна возвышать человека». Со временем я все больше соглашаюсь с ним. Я — за благородное искусство, за реалистические традиции.

— А вас не смущает, что многие сейчас от них открещиваются?

— Пусть это смущает тех, кто открещивается. Я работаю так, как мне интересно. В искусстве много направлений, и каждый художник идет своей дорогой, заявляет о своих позициях, раскрывает свое мировоззрение. На мой взгляд, в искусстве ошибок нет, есть разные точки зрения, пристрастия, предпочтения. Мне, как я уже говорил, близок реализм, потому что он неисчерпаем, глубок, он живой, он дышит.

По существу, Россия долгие годы является хранительницей этих традиций. Европа же их во многом утратила. Недавно в одном из музеев Вены я обнаружил пасущуюся козу. Это было не подсобное хозяйство, а экспозиция одного из современных «художников». Но лично меня больше трогает Васнецовская «Аленушка».

— Можно ли говорить об универсальных принципах искусства?

— Мне очень близки слова Кербеля: «Чистота духа — это самое главное в искусстве». Так мог сказать только человек, проживший в искусстве долгую жизнь. Этот принцип справедлив не только в искусстве, но и в жизни. Многие современные художники заняты псевдопоиском, а зачастую просто эпатажем. И чем скандальнее «экспериментаторство», тем больше шума и «славы». Но такой путь весьма сомнителен. Во всяком случае, о чистоте духа здесь говорить не приходится. Создать «Давида» намного сложнее, чем «Черный квадрат». Хотя шума от последнего намного больше.

— Невозможно себе представить мемориальный комплекс на Поклонной горе без «Пьеты» Кербеля, олицетворяющей вечную скорбь матери по погибшему сыну. В этом году Лев Ефимович отметил бы свое девяностолетие. Он был не только выдающимся художником, но и педагогом, каких теперь, мне кажется, не осталось…

— Кербель — действительно заметная фигура отечественного изобразительного искусства. Он обладал великолепной техникой. Я учусь у него до сих пор. К счастью, есть и еще мастера. Русская реалистическая школа вообще сильна своими традициями, преемственностью поколений. Художественные вузы как работали, так и работают, там созданы все условия для получения достойного художественного образования. Но научить всему невозможно — можно лишь научиться, а для этого нужны талант и огромнейшее желание.

Мне довелось некоторое время преподавать академический рисунок будущим дизайнерам. И что я обнаружил? Очень много людей случайных, которых учить чему-то бесполезно. Да они и не хотят учиться. Но, к счастью, есть ребята, настроенные совершенно иначе. Своей главной задачей я считал кого-то разбудить, других заинтересовать, дать вкусить творческого азарта, который не сравним ни с чем. Если эта искорка зажигается и студенты начинают говорить со мной на одном языке, дело пойдет, а технические приемы придут в процессе.

— Вы представитель среднего поколения художников. От нынешнего вас отделяет совсем немного лет. Насколько существенны отличия?

— Возможно, нам в большей степени прививалось особое уважение к искусству. Я учился в Московской средней художественной школе им. Томского, которая находилась напротив Государственной Третьяковской галереи. Тогда среди мальчишек было настоящее соперничество в рисовании — авторитетным считался тот, кто лучше рисовал. Это и есть настоящее уважение к профессии. Я, как и многие воспитанники, жил в интернате при школе, где царила удивительная атмосфера. Мы много делали коротких зарисовок и набросков, подбирая для этого разную по тону и формату бумагу, применяя различные техники рисунка. Мы буквально учились друг у друга, совершенно искренне соревнуясь. А в свободное время посещали галерею. Конечно, успевали и в футбол поиграть, и подурачиться, как все мальчишки. Но вот это пристрастие к искусству стало фундаментом, на котором я стою и сейчас.

— Какова роль скульптуры в наше время?

— В наш высокотехнический век предметы искусства, сделанные человеческими руками, приобретают совершенно другое значение, чем лет двести назад, когда не было фото, видео, кино и прочей документирующей техники. Сегодня изобразительное искусство лишь отчасти откликается на злобу дня. Но, как и прежде, оно призвано делать жизнь красивей, ярче, согревать человеческую душу. Думаю, что перед авторами прежних эпох стояли такие же задачи.

— Тяжело ли отдавать свои работы в частные руки?

— Если работа удачна, искренне радует людей, я испытываю удовлетворение. Ведь это значит, что мой труд замечен и оценен. Но необходимо двигаться дальше, искать, создавать что-то новое. И каждая проданная работа дает жизнь новым, дает возможность жить, трудиться, творить.

— Вы не только скульптор, у вас есть замечательные графические работы. Чему отдаете предпочтение?

— И рисунком, и скульптурой я всегда занимался параллельно и одинаково серьезно отношусь к обоим направлениям. Рисовать сейчас приходится, к сожалению, довольно редко, но для меня это прекрасный способ самовыражения, я с огромным удовольствием рисую с натуры. Мои рисунки не являются каким-то подготовительным материалом для скульптуры. Это совершенно самостоятельные работы.

— Вы ждете вдохновения?

— Наверное, это вдохновение меня ждет — пока я занят повседневными заботами. Конечно, нужно всегда ясно представлять себе будущую работу, а уж в процессе ее создания приходит творческий азарт. Да и она сама во многом подсказывает какието нюансы.

И каждой работе стараюсь отдавать максимум внимания и сил.

— Хорошо известно, что писатель смотрит на свое опубликованное произведение совершенно иначе, нежели до печати. Справедливо ли это для скульпторов?

— Каждая выставка дает возможность увидеть себя со стороны, попытаться объективно оценить сделанное. Доволен далеко не всегда. Хочется работать подругому, лучше. Но со скульптурой так быстро не развернешься: сегодня слепил, через полгода отлил в металле, а понял, что сделал, — еще через год. Любимая работа — та, которая впереди. На выставках разные чувства одолевают, но я успокаиваю себя тем, что это мои работы, часть моей жизни. Есть выражение: не ошибается тот, кто ничего не делает, и оно, наверное, дает право работать смелее.

— В силах ли вы сломать свое произведение, если оно вас разочаровало?

— Нет. Я скорее созидательного склада человек, чем разрушительного. Буду стараться довести свою работу до конца, как-то улучшить. За результат я в ответе прежде всего перед самим собой.

— Есть ли у вас какие-то любимые герои?

— Нет. Допустим, у человека есть одно любимое кино, одна любимая книга, песня… Мне кажется это довольно примитивным. А вот нравиться может многое в зависимости от настроения, от душевного состояния. Другое дело, что я никогда не стану изображать что-то отрицательное, негативное. Неприятностей и цинизма хватает в жизни — зачем это множить? Нужно служить светлым категориям, нести доброту. Именно для этого существует искусство.

— Многие ваши работы установлены в театрах и музеях Москвы. Например, бюст Аркадия Райкина — в Театре эстрады; скульптурный портрет Марии Ермоловой — в Театре им. Ермоловой, еще один в Музее-квартире М. Н. Ермоловой, бронзовый бюст Александра Годунова — в Бахрушинском музее. Какая из этих работ вам наиболее дорога?

— Пожалуй, небольшой бюст замечательного русского балетного танцовщика Александра Годунова. В одном из московских театров проходил вечер его памяти, и меня попросили выполнить портрет. Я говорил со многими людьми, знавшими его лично, работавшими с ним, восхищавшимися его талантом. Читал материалы о нем, просматривал видеозаписи и фотографии. Годунов был удивительным артистом, он создавал на сцене сильнейшие, яркие образы, обладал великолепной техникой и был очень интересным, выразительным внешне. Я работал увлеченно, и, в общем, портрет, на мой взгляд, удался. Идея же создания бюста Аркадия Райкина возникла во время выставки в театре «Сатирикон», где витает дух этого великого артиста. Для работы я использовал фотоматериал и попытался по-своему создать этот интереснейший образ. Искусство Аркадия Райкина необыкновенно. Это, безусловно, величайший артист. Я до сих пор с удовольствием вспоминаю работу над этим портретом.

— Комфортно ли вам в веке информационных технологий?

— Если честно, не задумывался об этом никогда. Я родился и живу сейчас. А пробиться, считаю, всегда было тяжело. Если мастера прошлого смогли добиться успеха, это вовсе не означает, что им было легко. Если у человека действительно талант, он энергичен и по-хорошему упрям — рано или поздно ему улыбнется удача, и он достигнет поставленных целей.

— Художнику нередко приходится выбирать: семья или работа. Перед вами когда-нибудь возникала подобная ситуация?

— Ничего нет дороже близких людей. Сначала нужно быть человеком, а уже потом скульптором, водителем троллейбуса или другим специалистом. Но это не значит, что большую часть времени я посвящаю семье. Мне повезло: все мои родные — люди понимающие и во всем меня поддерживающие.

— Вы верите, что искусство может сделать людей лучше?

— Разумеется, если они этого сами хотят. Но если человек ни к чему не стремится, то его никаким искусством не проймешь. Таких примеров тьма. На мой взгляд, людей с детства необходимо знакомить с прекрасным, заполняя их души добротой и теплом. Тогда, вырастая, они будут испытывать потребность во всем отрадном, позитивном, станут созидателями, интересными личностями. К огромному сожалению, жизнь большинства наших соотечественников находится далеко не в лучшем материальном и нравственном состоянии. Государство должно больше уделять внимания культуре и эстетическому воспитанию детей. Если понимание искусства им будет доступно, тогда и мир наш станет лучше.

Беседу вела
Светлана НОСЕНКОВА
газета «Московская среда» № 15 (218), 25.04–1.05.2007 г.