Когда всё понятно без слов
Творчество скульптора Олега Закоморного, члена Московского Союза художников и Творческого Союза художников России, получило достаточно высокую общественную оценку — одна из его скульптур — «Душа Танца» — вручается с 1994 г. в качестве ежегодного приза журнала «Балет» и является национальной премией в области балета.
Но сам он не кичится таким весомым — особенно если учесть, что в том же, 1994 году, он только заканчивал Московский государственный академический художественный институт МГАХИ им. В. И. Сурикова — достижением.
В театрах и музеях Москвы работы Олега Закоморного также нашли достойное место: бюст Аркадия Райкина — в театре Эстрады, скульптурный портрет Марии Ермоловой — в театре им. Ермоловой, а другой — в музей — квартире М. Н. Ермоловой, бронзовый бюст Александра Годунова — в театральном музее им. Бахрушина.
С его работами мне посчастливилось познакомиться несколько лет назад на выставке в Центральном Доме художника. Его скульптуры поразили меня невероятной пластикой, которая, казалось, так не свойственна бронзовым изваяниям…
— Можно ли выделить в Вашем творчестве основную тематику? К примеру, у Вас много скульптур, посвящённых танцам.
— Основную тему обозначить трудно, но принцип выбора темы всегда один — всё, что прекрасно, что красиво. Танец, особенно классический,- очень эстетичен и эмоционален. Я считаю, что танец родственен скульптуре, потому что через него человек выражает свои эмоции, передавая с помощью движений свои чувства, своё состояние, и скульптура во многом выполняет такие же задачи. Так сказать, два сходных молчаливых искусства, понятные людям без слов. Очень интересно работать в этой теме, искать новые стилизации, новые ощущения.
— Каких традиций в скульптуре Вы придерживаетесь?
— Опираюсь всегда на классические традиции — здоровый, честный реализм. Я считаю, что искусство должно быть понятно людям, эмоционально, выполнено великолепно технически, должен быть интересный художественный образ. Искусство должно излучать доброту и неизменно быть красивым, а иначе, зачем оно?
— Свои работы Вы предпочитаете делать в бронзе. Почему?
— Во-первых — «гарантия две тысячи лет». Это традиционный для скульптуры материал, древние мастера много тысяч лет назад отливали свои скульптуры из бронзы.
— Ваши работы экспонировались во многих европейских столицах в рамках совместных и персональных выставок. Как зарубежные коллеги оценивают Ваше творчество, и как Вы относитесь к их работам?
— Зарубежные или не зарубежные авторы — это совершенно не важно, поскольку скульптура интернациональна, и ей не нужен какой-то язык. Отношение к моим работам разное — и хвалят и ругают. Если же мне нравится чья-то работа, естественно, я учусь, анализирую, если не нравится — просто прохожу мимо. Бывает, что-то трогает по-настоящему, и это служит хорошим двигателем для творчества. Неизбежно открываешь для себя что-то новое. Пока художник учится — он жив.
— Как Вы относитесь к критике?
— Смотря как критикуют: можно это делать конструктивно, обоснованно, аргументировано, а можно просто обхаять. Порой где-то и защищаться приходиться, где-то прислушаться. Это очень по-разному может выглядеть. Но мне важно знать мнение и оценку разных людей. Это необходимо для творческого роста.
— Как Вы оцениваете роль скульптуры в наше время?
— Я бы сказал, что отношение к ней утилитарное, часто на уровне украшения. Ещё скульптура в умах людей порой ассоциируется только с памятником, чем-то неживым. Само это искусство достаточно элитарно, специфично, но в любом случае, если у человека есть потребность в развитии эстетических чувств, то он, несомненно, будет интересоваться и скульптурой, как видом искусства.
— В институте Вы учились в мастерской Льва Кербеля, прославленного мэтра, создателя внушительных монументов Марксу на Театральной и Ленину на Октябрьской площадях Москвы. Разделяете ли Вы его взгляды?
— Л. Е. Кербель — один из основоположников советской реалистической скульптуры, монументальной и портретной. Он — настоящий мастер и я до сих пор во многом у него учусь, и в технике и в понимании формы.
— Кто повлиял на Ваше становление как творческой личности?
— Думаю, если бы родители не хотели, чтобы я стал художником, я бы им и не стал или стал бы не скоро. Они направляли, поддерживали меня, во многом помогали мне.
— Когда Вы почувсвовали своё предназначение?
— Меня всегда интересовало изобразительное искусство. Я собирал репродукции известных художников, к которым относился с благоговением. Позже стал ходить в Московскую среднюю художественную школу (МСХШ им. Томского), где также прививалось уважительное отношение к искусству, формировалось мировоззрение.
— Известны и Ваши графические работы. Чем раньше начали заниматься — скульптурой или графикой, и чему отдаёте предпочтение?
— Всё неразрывно, для меня эти виды искусства равны, параллельны, они дополняют друг друга, больше раскрывают меня, как автора. Но скульптура очень трудоемка, требует полной отдачи — на рисунок остается очень мало времени.
— Как происходит процесс создания образа, скульптуры? Вы ждёте вдохновения или усердно работаете?
— Наверно, это вдохновение меня ждёт, пока я занят разными повседневными заботами. Конечно, нужно всегда знать, что хочешь сделать. Просто так «гонять глину» — бесполезно. Надо чётко представлять себе, что хочешь получить в итоге. Работа часто сама подсказывает автору, ведет его, и в этом диалоге может многое родиться. Элемент случайности очень важен.
— К примеру, портретные работы Вы делаете по памяти или с натуры?
— Обязательно с натуры.
— А есть у Вас какие-то особые приёмы, методы работы?
— Пожалуй, нет. Не знаю, как работают другие, но мне мои действия не кажутся особенными. Просто делаю и всё.
— Как Вы относитесь к своим работам? Есть ли любимые? Например, писатель смотрит на опубликованное произведение совершенно по-иному. Не смотрите ли Вы на свои работы после выставки и их оценки критиками или просто любителями скульптуры другими глазами?
— Конечно, ещё как меняется мнение. Доволен далеко не всегда. Хочется по-другому работать, лучше. Но со скульптурой так быстро не развернёшься — сегодня слепил, отлил в бронзе только через полгода, а понял, что сделал, ещё через год… А любимая работа — это та, которая впереди. На выставках разные чувства одолевают, но я успокаиваю себя тем, что это мои работы, их сделал я, это часть моей жизни. Есть такое выражение: «Не ошибается тот, кто ничего не делает», и оно, наверно, дает право работать смелее.
— В силах ли Вы сломать своё произведение, если оно Вас разочаровало?
— Нет. Я созидательного склада человек. Буду стараться доделать скульптуру, как-то улучшить, ведь я в ответе за результат перед самим собой.
— Есть ли у Вас какие-то любимые герои, которых Вы изображаете?
— Нет. Это все равно как «одна любимая кинолента», «одна любимая книга», «одна любимая песня». Мне кажется это примитивным. А вот нравиться может многое в зависимости от настроения, от душевного состояния.
— Что бы Вы никогда не стали изображать?
— Никогда не стал бы изображать отрицательное, негативное, цинизма всех мастей хватает по жизни, зачем его множить. Я считаю, что нужно культивировать положительные светлые категории — для этого существует искусство.
— Сейчас модно стало говорить о Серебряном и Золотом веках, об Эпохе Возрождения. В основном разговоры сводятся к тому, что тогда искусство имело высокий статус, было много меценатов, помогающих юным дарованиям. Посещают ли Вас подобные мысли? Комфортно ли Вы себя чувствуете в нашем столетии или, может быть, ощущаете себя потерянным в век информационных технологий?
— Не задумывался об этом никогда… Как я могу знать что-то о каком-то другом столетии? Я родился и живу сейчас. А пробиться, считаю, всегда было тяжело. Если мастера прошлого смогли добиться успеха, это вовсе не означает, что им было легко. Если у человека действительно талант, если он энергичен и по-хорошему упрям, так или иначе, ему улыбнётся удача, и он достигнет поставленных целей, независимо от века и страны, в которых ему пришлось жить. Проще всего сидеть и горевать, что вот тогда-то мне было бы хорошо, а сейчас я не к месту.
— Есть ли у Вас постоянная выставка?
— Постоянно действующей экспозиции нет, но очень часто проходят выставки в Центральном Доме художника, совместные или персональные.
— Есть ли у Вас кумиры?
— В общем-то, нет. Не могу сказать, что мне хотелось бы быть тем-то или тем-то. Но есть много авторов и целых эпох, вызывающих глубокое уважением. Взять, к примеру, мастеров Древней Греции, Б. Микеланджело, О. Родена, Д. Манцу, П. Трубецкого. Безусловно, сильна наша советская реалистическая школа, воспитавшая многих интересных художников, возможно, не столь известных на мировом уровне, как вышеперечисленные, но очень талантливых.
— Для кого-то на первом месте семья, для кого-то — работа. Сколько времени Вы уделяете творчеству?
— Ничего не может быть дороже близких людей. Сначала нужно быть человеком, а уже потом скульптором, водителем троллейбуса или другим специалистом. Но это не значит, что большую часть времени я посвящаю семье. Мне повезло, все мои родные — очень понимающие люди, поддерживающие меня во всем. Порисовать, к сожалению, удаётся редко — несколько рисунков в год. Практически всё остальное время я занимаюсь скульптурой.
— Тяжело ли отдавать свои работы в частные руки?
— За заказы сиюминутные я не берусь, это изначально неинтересно с творческой стороны. Если вспомнить, многие мировые шедевры были созданы на заказ, как, например, заказы папы Римского, Медичи. Всё зависит от отношения к работе. Если к одной работе художник относится серьёзно, а к другой как к халтуре — это неправильно. Мастер должен всегда работать на уровне. В частные руки, если они добрые, отдавать работу не тяжело. Ведь проданные произведения дают возможность двигаться дальше, создавать новые работы, искать, мечтать, трудиться.
Светлана АРХИПЦЕВА
«Вечерний Королев» № 4, март 2007 г.
